Святитель Игнатий Брянчанинов - Том 3. Слово о смерти
В переписке между братьями Святитель Игнатий всегда является руководителем, наставником и духовным покровителем. Например, в письме от 18 сентября 1854 г. он пишет: «Весьма благоразумно делаешь, что не сводишь близкого знакомства ни с одним духовным лицом: такое знакомство может очень легко послужить ко вреду и весьма, весьма редко к пользе. Советуйся с книгами Святителя Тихона, Димитрия Ростовского и Георгия Затворника, а из древних — Златоуста; говори духовнику грехи твои — и только. Люди нашего века, в рясе ли они, или во фраке, прежде всего внушают осторожность. Молитвы читай утром и вечером следующие: Трисвятое, Отче наш, 12 Господи помилуй, Псалом 50-й, Символ веры, Богородице и некоторые поминания; после сего клади 10 поясных поклонов с молитвою: Боже, очисти мя, грешного».
В свою очередь, Петр Александрович всегда старался оказывать поддержку брату, выполняя различные его поручения, а во время своего губернаторства в Ставрополе помогал ему в делах по управлению Епархией. Письма самого Петра Александровича ставропольского периода, под влиянием постоянного общения с братом, совершенно изменились. Из них исчезло личное, исчезли бытовые подробности, заполнявшие многие страницы в прежнее время. Теперь он больше сосредоточивается на общем ходе событий, свидетелем и участником которых ему приходилось быть. Для нас же в этих письмах особенно важно то, что относится к его брату. Дело в том, что Святитель Игнатий в своих письмах, как правило, вовсе не касался своей деятельности ни в Сергиевской пустыне, ни теперь, на Кавказской и Черноморской кафедре, сосредоточивая внимание своих корреспондентов на «едином на потребу» — спасении человека. Из писем же Петра Александровича можно получить некоторые дополнения к сведениям об этой деятельности, приведенным в жизнеописаниях Святителя.
Так, в письме Н. Н. Муравьеву-Карскому от 2 октября 1858 г. он пишет: «Преосвященный Игнатий на днях возвратился из Кизляра; в пути своем, в Червленной Станице, имел продолжительную беседу со старообрядцами, в Моздоке — с черкесами, в Кизляре — с армянами. Ваше слово о влиянии веры — справедливо, но без покровительства ему со стороны мирских властей трудно бы было иметь успех значительный, хотя бы и при ревности со стороны главного духовного лица в крае».
Сразу же после ухода Святителя Игнатия на покой и перемещения в Николо-Бабаевский монастырь Петр Александрович Брянчанинов начал хлопотать об отставке. 16 марта 1862 г. он пишет Н. Н. Муравьеву-Карскому: «Все обстоятельства, сопровождающие мое служение, сложились так, что лучшее, что я могу предпринять — это отставка. По образу мыслей, по убеждениям о полезном, по понятию о добре и зле я так расхожусь с пониманиями и стремлениями большинства деятелей общественных, что или должен нарушить святость совестливых убеждений моих или (большею частию безуспешно для дела) бороться и раздражать большинство. При этом напряженном состоянии я ощутительно стареюсь, утраты способностей с каждым днем делаются ощутительнее. В виду у меня жизнь с братом и сыном тем пенсионом, который я выслужил, прослужив более 35 лет Отечеству и обществу. Остальное не мое, — отдаюсь в волю Божию, и молю Господа даровать мне полезнейшее для приготовления к исходу; но искренно говорю Вам: тягощусь даже мыслию возможности оставаться среди среды, в которой стою — одинокий, по убеждениям и стремлениям, благодаря Бога за самую эту скорбь!» Получив отставку, он сообщает Николаю Николаевичу 1 июля 1862 г.: «Письмо Ваше от 26-го мая я получил уже на новом месте жительства моего, куда приплыл Волгою 22-го числа июня, после 17-ти дневного пути от Ставрополя.
…22-го июня приехал я к брату Преосвященному и сыну. Более близких людей в мире у меня нет, имения, собственно мне принадлежащего, у меня нет, а потому я намерен оставаться здесь на правах гостя, не стесняя себя ограничениями времени. Получаемая мною пенсия даст мне возможность в материальном отношении не быть в тягость ни Владыке, ни монастырю, а между тем, соединяя меня с сыном, доставляет мне самое существенно полезнейшее положение. …Сегодня получил я уведомление от Буткова, что кроме узаконенной пенсии (860 р.), мне назначено Всемилостивейше, по представлению князя Барятинского. Орбелиани 1716 р. добавочной».
Приехав в монастырь, Петр Александрович поместился там «на правах гостя» с правом беспрепятственных отлучек из него, которые были ему необходимы для устройства разных дел. Ему часто приходится выезжать в Петербург. После нескольких лет, проведенных на Кавказе, его поражают изменения, происшедшие в столичном обществе: «Напрасно Вы думаете, — пишет он Николаю Николаевичу 11 октября 1862 г., — что я настолько остыл сердцем, что совершающееся вне стен моего жительства не касалось бы меня, было бы совершенно чуждо мне. Нельзя не внимать к происходящему пред глазами. Недостаток в добросовестных и правильно понимающих дело деятелях ощущается повсюду. Литература, такая, как она сложилась у нас, этому недостатку не помогает, да и не может помочь, потому что, с немногими исключениями, сами литераторы, пропитанные материализмом, а потому и полнейшей безнравственностию, посевают больше зла, чем искореняют его, мнимою пользою гласности, под покровом которой действуют часто (и даже по большей части) зависть, мщение, клевета и ложь. Правила же нравственныя, ими распространяемыя, способны только уничтожить то немногое добро, которое держится в народе его религиозными преданиями. …Трудно предвидеть, какой исход готовится этой грозной борьбы, в которой в лице литературистов, сторонников прогресса, и прогрессистов нелитературы, восстало злое начало, восстал ад, против начал добра — против веры Христовой, в ея необходимом приложении к жизни». Эти мысли сильно волнуют Петра Александровича. «13-го числа вечером я приехал сюда и отдыхаю от напряженной Петербургской жизни, — пишет он 24 декабря того же года, — где, при всем моем малом внимании к происходящему, нельзя было не видеть, а особенно не слышать о страшном развитии и цинизме разврата литературного и деятельного прогрессистов. Что разврат этот проникает всюду, что он выносится из столицы в провинции, из среды зараженных, в среды незараженные и там разливает яд свой — это неоспоримо.
Но чем и когда может быть восстановлена нравственность в массе народа — когда она в ней будет потеряна? А религии — вере Православной — война объявлена открыто литературой и распространителями раскола — его защитниками, как явления политического. Цензура пропустила множество сочинений — изложения учений разных ересиархов — дала повод простому народу верить, что книги эти напечатаны по воле Государя, и раскол усиливается в необъятных размерах. Это явление близко сходством с явлением протестантизма на Западе — разница та, что оно образовывается в одном и том же Государстве. Спаси Господь от тех последствий, которые нам указывают примеры народов отживших или еще хуже — последствий беспримерных! — по беспримерности характера народа».
Известно, что и в Бабайках Святитель Игнатий много и плодотворно трудился, благодаря чему захудалый прежде монастырь превратился в первоклассную обитель. Петр Александрович оказывал ему большую помощь, употребляя на нужды монастыря свою губернаторскую пенсию. Их племянница, А. Н. Купреянова, так описывает Петра Александровича в этот период его жизни: «Величественный с нами, Петр Александрович держался перед братом почтительно… Он жил в Бабайках при брате мирянином… все понимали, что он в душе монах и держит монашеское правило, хотя и не принимает пострижения, быть может, для того, чтобы ему удобнее было хлопотать по поводу сочинений Владыки. Он издавал их на собственный счет и ему приходилось много возиться не из-за одной материальной стороны дела… он ездил объясняться с высокопоставленными лицами, пользуясь своим положением бывшего губернатора».
Труды по изданию сочинений Святителя Игнатия можно считать главным делом последних лет жизни Петра Александровича. «С собою в Петербург, — писал он Н. Н. Муравьеву-Карскому 11 октября 1862 г., — я привез некоторые из сочинений Преосвященного Игнатия и намерен попытаться напечатать их. Удастся ли мне это — не знаю, но приложу старания, сколько смогу, чтоб исполнить. Трудно потому, что Преосвященный поставил условием, что не принимает никакой цензурной поправки, изменяющей или ослабляющей выраженную им мысль». О причине такого беспокойства Святителя Игнатия можно узнать из его собственного письма брату от 14 октября того же года: «Когда я жил в Сергиевой пустыне, тогда не благоволили, чтоб мои сочинения были издаваемы печатно, имея на то свои причины. Может быть, эти причины существуют и доселе. …Сначала мне не указывали прямо: на отказ употребляем был свой прием, именно: так перемарывали рукопись и так изменяли сочинение, что рукопись делалась никуда негодною, а сочинение уже делалось чуждым мне и получало искаженный вид, могущий соблазнить читателя, а автора сделать посмешищем публики… Вообще, писания людей, проводивших аскетическую жизнь, гораздо удобнее печатать по смерти их…» Как известно, многолетние старания Петра Александровича не пропали даром. Можно смело сказать, что именно благодаря им мы имеем сейчас изданными почти все произведения Святителя Игнатия (Брянчанинова).
